"Кузьмич".
Борис Кузьмич Новиков никогда не давал интервью. В газетах и журналах о нём не писали. Легенд и баек в актёрских кругах о нём не слагали. У него даже не было друзей. Поэтому, когда замечательного артиста не стало, не нашлось ни одного человека, чтобы помочь вынести гроб из высотки на Котельнической набережной...
Родился Кузьмич на маленькой станции Ряжск-1 Рязанской области 13 июля 1925 года. Юношей в годы войны был рабочим. А в 1944 году сбылась его давняя мечта - Новиков поступил в школу-студию при Московском государственном театре имени Моссовета к Юрию Александровичу Завадскому. Частыми гостями у студентов в ту пору были И. Эренбург, К. Симонов, Б. Пастернак, С. Рихтер... "Студии и театру имени Моссовета я обязан всем", - говорил Борис Кузьмич. По окончании студии в 1948 году, Новиков был зачислен в труппу прославленного театра, где его партнёрами стали истинные мастера сцены Н. Мордвинов, В. Марецкая и М. Астангов. Там же, на сцене театра имени Моссовета, Новиков сыграл, пожалуй, свою самую известную театральную роль - Василия Тёркина, в одноименной постановке по поэме А. Твардовского. Зрительское признание этой работы пришло мгновенно - в день премьеры. Бывшие фронтовики в зале плакали, а Твардовский радостно обнимал Новикова за кулисами, приговаривая строчку из собственной поэмы: "Это был, конечно, он!". Однако награда героя не нашла. Возможно, у членов правительственного комитета по Ленинским премиям завелись собственные контр-соображения, но, скорее всего, соответствующую обработку мозгов провёл главреж театра Юрий Завадский. Похоже, считал, что его артисту не по возрасту подобная честь. Новикову передали слова Юрия Александровича: "У меня нет Ленинской, ещё ни Вера, ни Слава не имеют...". Подразумевались Марецкая и Плятт - актёры старшего поколения, и, что немаловажно, ближнего к Завадскому круга, к каковому Борис Кузьмич никогда не принадлежал. В общем, премии он не получил, да и звания "Заслуженный артист РСФСР" удостоился только в 1961 году, зато ревность партнёров себе обеспечил. Его вдова, ныне тоже покойная, Надежда Антоновна, вспоминая те годы, называла происходившее не иначе как травлей. Один известнейший, по праву любимый публикой артист отрастил на Новикова зуб такой величины, что когда двумя годами позже тот уходил от Завадского, "доброжелатель" не погнушался обзвонить театры, с которыми у коллеги намечался альянс, и хладнокровно дискредитировал товарища по ремеслу. Так была, например, разрушена договорённость с Михаилом Царёвым о переходе в Малый театр. А вот Валентин Плучек оказался к наветам не восприимчив и взял Кузьмича в труппу Театра Сатиры, где тот прослужил с 1963-го по 1972-й год. Правда, второго Тёркина судьба ему не подбросила, но работал достойно, талантливо с выдумкой. Когда артист Зиновий Высоковский вслед за Новиковым вводился на роль аптекаря в "Интервенции", то попросил разрешения играть с теми репликами, которые Борис Кузьмич сам для себя досочинил. Новиков был не против.
В 1972 году Борис Кузьмич расстаётся с театром и последние четверть века своей жизни работает по договорам в кино, на телевидении, в концертных постановках. Кинематограф, кстати, принёс "столичной театральной легенде" ещё и всесоюзную славу. Первым в кинобиографии Новикова стал фильм "Ревизоры поневоле", снятый в 1955 году режиссёром Ю. Солнцевой по сценарию С. Михалкова. Там он сыграл бюрократа Единицу. Может быть, это был первый опыт, который потом позволил успешно сотрудничать в "Фитиле". "В сатирическом киножурнале я всегда работаю с удовольствием", - говорил Борис Кузьмич. А Ю.И. Солнцеву, актёр всегда считал своей "крёстной матерью в кино". В том же 1955 году кинорежиссёр Владимир Басов без пробы утвердил Новикова на роль Витеньки Шубникова в дилогии "Первые радости" и "Необыкновенное лето". А там понеслось-покатилось. Своими киноуниверситетами Борис Кузьмич считал съёмки у Герасимова в "Тихом Доне". Кстати мэтр любил повторять, что бывают актёры просто хорошие, а бывают интересные. И, надо полагать, относил Новикова ко второму типу.
Кузьмич снимался у Довженко, у Райзмана, которого очень любил, переиграл множество колоритных хитрецов, дураков и даже злодеев у других режиссёров. Достаточно вспомнить картины: "На графских развалинах", "Голубая стрела", "Девушка с гитарой", "Испытательный срок", "Друг мой, Колька!". Однако позже режиссёры спохватились, что ироничный герой в исполнении Новикова не выглядит крутым и опасным негодяем. Жизненная активность, жёсткие решения не шли к киногероям артиста. Скорее, он выглядел сторонним наблюдателем событий и их едким и ехидным комментатором. (Зачастую актёр сам дополнял речь своих персонажей, придумывал им костюмы. "Без импровизации, - признавался Новиков, - скучно было бы... А если скучно - нет искусства".)
К несчастью для артиста и для публики, такой ироничный наблюдатель и комментатор не пользовался симпатией властей. Роли пьяниц, шпаны и даже иностранных шпионов появлялись в кино редко и почти всегда с отрицательной окраской. Сейчас остаётся только предполагать, как много художественных ценностей мог бы создать прекрасный артист - комик на экране и на сцене, будь на дворе другие времена. И хотя Борис Новиков сыграл в 80 лентах, его талант и мастерство так и не были по-настоящему раскрыты до конца. А ведь он, являл собой глубоко народный русский тип и характер.
Парадоксально и то, что из всего многообразия киноролей, широкая публика крепче всего запомнила и, как ни странно, полюбила сыгранного Новиковым оборотня Тараса - Илью из сериала "Тени исчезают в полдень" - этакого червяка. Готового приспособиться к любым жизненным обстоятельствам (определение режиссёра В. Краснопольского). Присказка "загремим под фанфары" вошла в поговорку: встретив Новикова на улице, бесхитростные зрители изумлённо бормотали: "Купи-продай пошёл..." Кстати говоря, Борис Кузьмич был не по - актёрски скромен: если случалось вместе с группой представлять картину публике, в зале обычно возникало оживление, раздавались хохот, выкрики в его адрес, а он, как бы стесняясь своей славы, прятался за спины коллег.
Что касается легендарного персонажа из "Теней...", артист придумал его от "А" до "Я", раскрасил образ нюансами - от лёгкого заикания, вечно бегающих глаз до потребности озираться - из боязни, что ударят. Его мимика на крупных планах поразительно разнообразна, он был абсолютно органичен в своих придумках - не боялся отвернуться от камеры, почесаться, передёрнуться. На площадку приносил не только досочинённые реплики, но порой и режиссёрское решение сцены. (Причём, сожалел. что так и не занялся всерьёз режиссурой). Актёрская сущность Бориса Новикова превалировала даже над инстинктом самосохранения: он готов был, если нужно, лезть в холодную воду или ползти по снегу, совершенно себя не щадя. Но самое главное - удивительным образом умел в рамках выразительного, часто острохарактерного внешнего рисунка играть драму, пользуясь полукрасками, полутонами. Недаром одной из сенсаций телесериала "Адъютант его превосходительства" стал пятиминутный монолог ювелира Либерзона - маленький шедевр Большого артиста. Нелепой внешностью и характерным выговором старого еврея, к которому обобравшие его же чекисты приходят за советом, Новиков только подчеркнул безысходную драму этого человека. Драму, с которой Либерзон почти уже примирился. Большевики ликвидировали дело его жизни, петлюровцы походя убили сына, впереди - старческая немощь, скорая смерть в нищете. И жив-то он только остатками нежности и сострадания к жене, сознанием необходимости скрасить ей безрадостный закат. Если и стоило выдумывать школу Станиславского то, наверное, только ради таких пронзительных и безусловных работ, когда человек просто сидит и разговаривает в кадре, а тем временем его прошлое и будущее проступает перед зрителем как на ладони...
В дальнейшем творчестве связь Бориса Новикова с кинематографом развивалась как бы в двух планах. Много было ярких комедийных, характерных, броских ролей. Очень много было эпизодов. На вопрос о том, как он относится к ним, Кузьмич отвечал: "К эпизодическим ролям отношусь очень серьёзно. В малом метраже надо создать цельный характер. Это и трудно, и интересно".
Между тем, всё чаще и чаще актёра стало подводить здоровье. Последние двадцать лет с лишним, Новиков страдал диабетом. Оттого и из театра ушёл - хотя иные ошибочно утверждают, будто он покинул сцену из-за пристрастия к алкоголю. Впрочем, что касается спиртного - какой русский артист без греха? Но кинорежиссёры на Новикова вроде бы не обижались: на площадке не подводил. Другое дело, будучи подшофе, мог позвонить в свободное время, скажем, Краснопольскому: "Аркадьич, пойдём, с собакой, что-ли, погуляем". (Учитывая московские расстояния, Владимир Аркадьевич отвечал: "Да пока я доеду, твоя собака описается..") Из-за питейных проблем артист не ездил с выступлениями по стране: сорвать боялся. Во все киноэкспедиции его сопровождала супруга, разве что к Ускову с Краснопольским отпускала спокойно: группа у них была малопьющая.
А потом была пенсия и интеллигентское неумение Бориса Кузьмича вписаться в систему зарабатывания денег. Как актёр "старой гвардии", он не умел подрабатывать на "левых" концертах. Тяжело переживал распад советского кинесатографа и смешно сердился на телевизор, когда тот рассказывал про "культурные" неудачи. Кузьмич всё ждал, когда позвонят с "Мосфильма" и предложат роль. Но звонка всё не было, как не было, собственно, и самого кино. К началу 1990-х актёр устал ждать... и болезнь обострилась с новой силой. Тяжёлый недуг приковал к постели. В доме Новиковых стали считать деньги. Да и считать особо было нечего. По триста "пенсионных" у стариков, да столько же "инвалидных" у сына (тот с детства болел и после смерти Бориса Кузьмича находился на полном содержании матери). Как во всякой нуждающейся семье, здесь быстро вычислили ежедневный минимум - 25 тысяч (неденоменированных) рублей. На всех. За эту сумму выходить боялись, так как Борису Кузьмичу нужны были дорогие лекарства.
Но мир не без добрых людей. Где-то услышал о беде Новикова Леонид Ярмольник. Сам он в квартире знаменитой сталинской высотки на Котельнической набережной №1, так ни разу и не появился. Зато каждый месяц, исправно, как зарплату, девочки из "L-клуба" приносили актёру деньги. Ровно двести долларов. Борис Кузьмич до этого ни разу "зелёных" в руках не держал и, получив их в первый раз, долго рассматривал незнакомые бумажки. А потом... заплакал: "Спасибо Лёнечке, хоть он не забыл... Передай ему, - сказал жене, - как только встану, обязательно всё отработаю. Долг верну". На эти деньги семья жила последние несколько месяцев. Потом Кузьмичу стало совсем плохо. Обычно заводной и оптимистичный, он упорно переносил боль, не позволяя себе расслабляться. "Он был такой скромный, - вспоминала вдова актёра, - за пятьдесят лет совместной жизни ни разу ни на что не жаловался". А по весне 1997 года пошёл в магазин и сломал ногу, что в семьдесят с лишним лет практически не поправимо.
Больница Минздрава в Измайлово, к которой прикреплены именитые артисты встретила их радушно. "Как же! Любимый актёр! Помним, помним...". Но любовь быстро прошла, когда обнаружилось, что у "народного" пусто в кошельке. Продержали столь невыгодного пациента всего неделю. "Пора собираться домой, - сказал мимоходом через плечо заведующий отделением, - у нас места платные, клиент богатый на подходе, а вы столько места занимаете...". "И не забудьте заказать машину", - посоветовали пожилым людям в приёмном покое. "Сколько же это стоит?" - поинтересовалась Надежда Антоновна. "Всего пятьсот тысяч", - успокоили её. Всего! К тому времени Новиковы, экономя на всём, покупали только самое необходимое. Несколько месяцев подряд Надежда Антоновна спускалась за водой... в подвал: сантехника в квартире пришла в негодность, новую купить не на что. Директор дома в помощи отказал. Так и ходить бы безответной Надежде Антоновне с вёдрами, если бы не соседи. Как удивителен сам по себе этот дом-город, так и уникален народ, его населяющий. Все - старая интеллигенция: профессура, актёры, художники. Видя, как бедствует семья Новиковых, добрые люди общими усилиями собрали им денег на сантехнику, а потом помогали лекарствами, едой...
По возвращении Бориса Кузьмича из больницы Надежда Антоновна не выходила из дому - разве что в булочную на первом этаже. Она всё надеялась на выздоровление мужа и по чистоте душевной никак не могла понять, почему участковый врач обходит их квартиру стороной. Тот же не стесняясь объяснил: "Новиков - больной безнадёжный. А на безнадёжного и бедного время терять не хочется никому". Деньги на похороны мужа Надежда Антоновна получила заранее - ещё когда Борис Кузьмич был жив. Сама попросила об этом в Союзе кинематографистов, на мёртвого артиста там положено было три миллиона рублей. На живого 50 тысяч раз в квартал. "Гробовые" стала тратить на лекарства: надеялась, что поднимет Кузьмича. Не судьба.
В реанимации к больному старику дежурный врач подошла только через два часа, с трудом понимая, что от неё добивается заплаканная пожилая женщина. Ах, укола? Пожалуйста, только всё равно не поможет. Поздно... 25 июля 1997 года Борис Кузьмич Новиков скончался. Хоронила мужа Надежда Антоновна одна. Нет, не совсем, было ещё двое стареньких родственников, да сын-инвалид. Когда гроб выносили из машины, не хватило одного человека, чтобы поддержать, и вдова сама было хотела помочь, подставив в последний раз плечо мужу. Хорошо, что шофёр сердобольный помог. Похоронили Кузьмича на Даниловском кладбище.
А в Союзе кинематографистов ничего кажется, о смерти Новикова не знали. "Нет, помниться, какой-то листок - объявление висел, - вспоминал, поднатужившись, один из коллег Бориса Кузьмича - но, честно говоря, мы все были такие замотанные, ведь шёл международный кинофестиваль!" Портить себе праздник никто не захотел. Надежда Антоновна обид ни на кого не держала: "Время нынче такое, - говорила она, - жестокое. Да и Кузьмич жаловаться-то не любил". Нельзя сказать, чтобы имя Бориса Новикова сегодня забыто - фильмы с его участием крутят по ТВ, Леонид Филатов в своё время снял о нём программу из цикла "Чтобы помнили". Правда, передача как-то не очень обозначила его личность (очевидно, сказалась тяжёлая болезнь автора программы - Леонида Филатова), да и место в актёрской иерархии не прояснила. А между тем это место профессионала общенационального масштаба. Или просто - народного артиста. Без натяжек и преувеличенной комплиментарности.
